Свое начало история Сыктывкарской и Воркутинской епархии берет от проповеди и насаждения Слова Божия в умы зырян-язычников Святителем Стефаном, епископом Великопермским на Коми земле во второй половине XIV века.
Случилось, что однажды праведный Прокопий Устюжский, взявший на себя подвиг юродства во Христе, встретил на улице трехлетнюю девочку Марию, дочь устюжского кузнеца, «некоего человека именем Ивана, глаголемаго Секирина». Поднявшись со своего места на паперти Успенского собора, Прокопий поклонился в ноги трехлетней девочке со словами: «Сия девица Мария грядет — мати великаго отца Стефана, архиепископа и учителя Пермского!»
Странными и несбыточными показались тогда слова св.Прокопия устюжанам. Их удивляло не то, что юродивый предсказал девочке в будущем стать матерью епископа, но совершенно несбыточным показалось им, чтобы зыряне приняли христианскую веру и в пермской земле был когда-либо поставлен свой епископ, - так были преданы пермяне своему язычеству, такую власть над ними имели волхвы и кудесники, непримиримые враги всего православного, русского.
Такое отношение жителей Устюга не было безосновательным, ибо тогда город этот стоял на самой границе пермских земель, и устюжане хорошо знали зырян, имея с ними торговые отношения. Как рассказывается в Житии Стефана, написанном Епифанием Премудрым, «в то время еще в Пермстем языце не было ни единаго человека, верующа во Христа, но вси убо тамо живущий человецы помрачены быше прелестию сатанинскою, и поклоняхуся они болваном, и жруще бесом и идолам». Это всего яснее показывает, как трудна была задача того, кто поставил бы перед собой цель просветить пермян светом веры Христовой, какими он должен был обладать мудростью и даром слова, сколько проповеднику надо было иметь самоотверженной любви и терпения, чтобы не изнемочь в опасностях, перед противниками православия. Истинно для этого нужен был апостол! И он явился по Божьему смотрению, еще до рождения предсказанный угодником и провидцем Божиим Прокопием.
Просветитель зырян родился в торговом городе Устюге в тридцатых или сороковых годах XIV века в русской семье. Он был сыном «нарочитых», то есть видных, заметных родителей, людей хоть и не богатых, но благочестивых. Отец его Симеон по прозванию Храп был клириком соборной церкви Успения Божией Матери в Устюге (именно в этом храме хранилась чудотворная икона Благовещения Божией Матери, молясь перед которой прав.Прокопий отвел каменную тучу от города). Князья, воеводы, крестьяне могли быть в то время неграмотны, но чтобы иметь духовный сан, надлежало быть грамотным книжным человеком.
Матерью его была та самая Мария Ивановна, урожденная Секирина, к которой относилось предсказание св. Прокопия о рождении Стефана-епископа.
Учить начинали тогда в семь лет. К утешению и радости благочестивых родителей дитя с младых ногтей стало обнаруживать в себе способности и любовь к книжному ученью. Щедро одаренный естественной остротой ума, хорошей памятью и быстротой соображения, он попусту время не тратил («к детем играющим не приставаше... но от всех детских обычаев, и нрав, и игр отвращашеся»), любил молиться, учиться и читать. Вскоре он превзошел в учении своих сверстников, и после одного только года учения Стефан смог исполнять обязанности канонарха (то есть читать каноны и молитвы) в соборной церкви, где служил его отец.
Богобоязненный и даровитый юноша как бы предчувствовал свое назначение и старался скорее приготовиться к нему. Стефан прочел многие книги Ветхого и Нового Заветов (Библии как единой книги в то время на Руси еще не существовало) и осознал, как говорит жизнеописатель святителя Епифаний, сколь маловременна и быстротечна эта жизнь («аки речнаа быстрина, или аки травный цвет»). В ранней юности время течет медленно, и почувствовать его быстротечность можно разве что благодаря Церкви - обретя с помощью церковной службы и вечных книг чувство вечности, устремленность к Небесному Царствию, к Богу.
В то же время, повинуясь тайному влечению сердца, он сам искал случая встретиться с зырянами, когда они приезжали в Устюг, разговаривал с ними, спрашивал у них названия тех или иных предметов и таким образом скоро стал не только понимать их язык, но и изъясняться с ними.
Все это не раз приводило на память Марии предсказание Прокопия Устюжского и показывало ей, что на ее сыне уже с детства почивает какая-то особая благодать Божия. Возможно, не раз задумывался над пророчеством Прокопия и сам Стефан и невольно шел навстречу замыслу Божию о себе.
Достигнув юношеских лет и не чувствуя привязанности ни к чему мирскому, Стефан дни и ночи проводил над чтением священных и святоотеческих книг, но чем более он занимался, тем яснее сознавал, как недостаточны еще его знания. Молодой человек из Устюга, избравший для себя путь служения в церкви, должен был, женившись, принимать сан и начинать служение на приходе или же, если он хотел продолжить постигать книжные знания, должен был принимать монашество, ибо вне монастыря получить такие знания тогда возможности не было. Прочитав в святых Евангелиях, — пишет Епифаний, - что Господь говорит: «Иже кто оставит отца и матерь, жену и дети, братью и сестры, домы и имениа имене Моего ради, сторицею приимет и жизнь вечную наследит», Стефан решился оставить свой дом и город и постричься в монахи.
В ту пору громадные северо-восточные русские земли, включавшие Вологду, Белозерье и «страну полунощную, глаголемую Двинская», где стоит Устюг, подчинялись тогда в церковном отношении Ростову Великому. Поблизости от епископии там располагался монастырь Григория Богослова, называвшийся «Братским затвором». Во время архиерейских служений правившего тогда Ростовского епископа Парфения братия «Затвора» стояла на левом клиросе и пела службу по-гречески, в то время как правый клирос пел по-славянски. Впоследствии этот монастырь с пятиглавой церковью Григория Богослова оказался за стенами Ростовского кремля и запустел. Но во время Стефана имел он очень хорошую библиотеку. Здесь затворялись или уединялись иноки, которые с монашескими подвигами соединяли искание богословской учености.
Сюда-то, приехав в Ростов, и устремился молодой Стефан. Было ему в ту пору чуть более двадцати лет. Принятый в число братии, он с неутомимой ревностью взялся за изучение книг, в то же время строго исполняя требования иноческой жизни. Вскоре Стефан, несмотря на молодость, удостоился монашества, постриженный рукой старца Максима по прозвищу Калина, тогдашнего игумена Иоанно-Богословского монастыря (обитель располагалась тут же, в епископии) и сохранив в постриге свое крещальное имя.
Младшим товарищем Стефана в «Затворе» оказался будущий создатель его Жития Епифаний. Они подружились, но это не мешало им иногда ссориться, причем обидчиком выступал, как он сам признается, Епифаний. Но Стефан первым предлагал примирение. Это давало ему возможность убеждаться всякий раз в «долготерпении, многоразумии и благопокорении» Стефана. Прежде всех являясь в церковь к богослужению и после всех выходя из нее, он дни и ночи проводил в Споете и молитве, обучая себя смирению, кротости, тер-пению и любви, чтобы переносить все неприятности и скорби для Господа без вреда делу веры и спасению своей души.
Говоря, что Стефан добросовестно проводил свое «иноческое житье», Епифаний особенно отмечал необыкновенное упорство его и сосредоточенность при «поглощении» книг в стремлении понять и прочесть как можно больше: «Он имел обычай внимательно прочитывать то, что читал в книге, и нередко замедливал чтение ради понимания — пока до конца, по-настоящему не уразумеет слов каждого стиха, что они значат... И если видел он человека мудрого и книжного или старца разумного и духовного, то задавал ему вопросы, беседовал с ним, у него поселялся и ночевал, и утреневал, расспрашивая о том, что старался скорее понять». Епифаний вспоминал, как, бывало, спорили они между собой то о каких-либо событиях, то о слове из Писания, то о каком-нибудь стихе или строке.
С ревностью углубляясь в чтение книг, Стефан изучил греческий язык с целью уяснить себе все трудно понимаемое в славянском переводе, а впоследствии научился и говорить на греческом. В богословском монастыре Стефан написал своей рукой много книг, которые долго служили памятниками его богомыслия и трудолюбия. Он не только выучился писать, но и сам переплетал книги и, быть может, книги эти дошли бы до наших дней в древлехранилищах, если б не ужасный пожар 1408 года в Ростове.
В тишине «Затвора» при пламенной любви к просвещению блаженный Стефан все более совершенствовался в жизни духовной. И вот однажды, когда он усердно молился, как бы в ответ на его прошение, пришла ему благая мысль сделаться просветителем зырян, знакомых ему с детства. Занимаясь прежде зырянским языком безо всякой цели, ради одной любознательности, он стал теперь заботиться о том, как передать высокие истины христианского учения зырянам на родном и понятном для них наречии.
Хотя Стефан хорошо был знаком с зырянским языком и бойко на нем говорил, но и задача предстояла ему великая и трудная, ведь в ту пору коми язык не имел ни письменности, ни грамматики. Нельзя не удивляться терпению, неутомимости и искусству блаженного, с какими он на языке, не имевшем слов для выражения многих предметов и отвлеченных понятий, старался выразить и передать высокие истины христанской веры. Надобно было изобрести азбуку для выражения звуков их речи, составить слова, которых у зырян не было. Таких слов, как «аллилуйя», «аминь», «херувим», точно так же, как слова «грех» не было в зырянском языке, поэтому Стефан просто переписал их новыми буквами. При этом многое, не очень ясно изложенное по-славянски, он переводил прямо с греческого.
Необыкновенные способности и трудолюбие Стефана превозмогли все. Он смог создать для коми-зырян соответствующее их фонетике письмо, чтобы проповедовать им христианство. Он придумал для них азбуку из 24 букв, как в греческом алфавите. Так Стефан продолжил идущую от апостолов традицию просвещения народов, отчего в православных богослужебных текстах его нередко называют равноапостольным, то есть по подвигу равным первоапостолам Христовым. Плодом же ученой деятельности Стефана стал перевод на зырянский язык нескольких богослужебных книг.
Около десяти лет провел Стефан в монастыре св.Григория Богослова в ученых трудах, приготовляя себя на подвиг евангельской проповеди. Запасшись зырянскими переводами необходимых богослужебных книг и чувствуя себя уже довольно подготовленным к делу проповеди, будучи иеродиаконом (он был рукоположен спустя пять лет после поступления в «Затвор»), блаженный Стефан отправился в Москву. Здесь он собирался у первосвятителя Русской Церкви испросить его благословения, а также советов и наставлений на свое многотрудное предприятие.
Но прибыв в Москву, он уже не застал в живых великого святителя Русской Церкви - митрополита Алексия. Духовник великого князя, Симоновский архимандрит Михаил (Митяй), как нареченный митрополит управлял тогда делами Русской Церкви. Хотя он был горд, самонадеян и заносчив даже перед епископами, но благосклонно принял смиренного иеродиакона. Как человек умный, он сразу понял всю важность и пользу его предприятия, испросил Стефану у великого князя охранные грамоты и послал его к епископу Коломенскому Герасиму для рукоположения в иеромонахи, приказав снабдить его также всем необходимым для великой его миссии.
«Благослови меня, владыко, идти в страну языческую Пермь, - сказал Стефан, припадая к ногам Герасима, - хочу учить святой вере людей неверных, я решился или привести их ко Христу, или сложить у них голову за Христа моего». Преосвященный Герасим, старец уже многолетний, подивился апостольской ревности и дерзновению Стефана, и видя в нем особенное призвание к апостольской деятельности, много беседовал с ним, воодушевляя его на подвиг. «Чадо Стефан, во Святом Духе сын и сослужебник нашего смирения, - сказал он, - иди с миром и благодатию Божиею, да сопутствует тебе Сам Господь славы и даст ти глагол, благовествующему силою многою. Облекись по апостолу во всеоружие Божие, приими щит веры и шлем спасения, и меч духовный — глагол Божий; иди, и да будет слово твое солию растворено, живо и действенно, и Дух Святый да внушит тебе, когда и что говорить, да наставит, где как поступать, чтобы обратить к свету веры сердца неверных».
Рукоположив Стефана в иеромонахи, он снабдил его св. антиминсами, св. миром, частицами мощей и другими священными вещами и отпустил с молитвою и благословением. Обеспечив таким образом свое предприятие как со стороны церковной, так и гражданской власти, и напутствуемый благожеланиями и дарами вещественными, блаженный Стефан отправился из Москвы к месту своей миссионерской деятельности. По прибытии в Вологду он отправился водным путем по реке Су-хоне до Устюга, а отсюда по Северной Двине до впаде-ния в нее Вычегды, где начинались тогда поселения зырян. Это было осенью 1379 года.
Начав проповедовать с Пыраса (ныне это город Котлас), Стефан прошел по Перми не менее тысячи километров, уничтожая кумирни и священные деревья зырян, основывая церкви, часовни и ставя кресты. Епифаний так говорит о начале проповеднической деятельности своего духовного брата и сподвижника: «И нача яко овча посреде волков, посреде рода строптива и развращенна ходити и проповедовати Христа, истинного Бога, и учити христианской вере». Много трудов и борьбы, лишений и скорбей надлежало перенести Стефану, много преодолеть препятствий и всякого рода опасностей, пока проповедь его увенчалась некоторым успехом. Здесь десятилетние приготовления Стефана должны были выдержать первую пробу. От успешного или неудачного начала зависело многое, почти все. Успех проповеди отверзал Стефану доступ в страну, давал ему спутников и помощников и пролагал путь к дальнейшему благовествованию. Напротив, при неудаче первой проповеди дело приняло бы совсем другой оборот, и зыряне, может быть, еще надолго оставались бы во тьме языческой. Так думал и сам проповедник и впоследствии день своего прибытия в зырянскую страну и первой проповеди к язычникам (8 ноября) ознаменовал построением храма в честь архангела Михаила, благодаря блаженных духов за победу, одержанную им над духами злобы.
В ту пору главными языческими божествами зырян были Войпель и Иомала, поклонялись зыряне солнцу, огню, воде, камням, деревьям и животным, верили и в духов добрых и злых и даже знали единого великого духа Ен. Но его они считали недоступным для поклонения, не смели ни изображать его, ни приносить ему дары. Волхвы и кудесники пользовались глубоким уважением и суеверным почтением как провозвестники воли богов, действовавшие от их лица; они были полнов-ластными распорядителями богатств кумирниц и все-го приносимого в дар богам. Они-то и оказались злейшими врагами Стефана.
Неблагоприятны были для деятельности Стефана условия и гражданского положения зырян. Много веков они были данниками новгородцев. Эта зависимость была для них не только не обременительна, но во многих отношениях даже полезна, потому что новгородцы не вмешивались во внутренние их дела и довольствовались одной только данью. Со своей стороны зыряне тем охотнее платили им дань, чем более получали выгод от торговли с новгородскими купцами и чем менее обижали их, как своих подданных, новгородские ушкуйники. Но незадолго до прибытия к ним Стефана с проповедью Евангелия Москва подчинила их себе, отстранив новгородцев; не доставив им никаких особенных выгод и благодеяний, московское правительство увеличило с них поборы и подати. «Тиуны, довотчики и приставники» великокняжеские в короткое время так надоели и опротивели зырянам, что все исходившее из Москвы стало казаться им подозрительным и враждебным. Только страх удерживал их в повиновении. Уже одно то, что Стефан пришел из Москвы и принес с собою великокняжеские грамоты, должно было оттолкнуть от него зырян и поселить в них недоверие к нему. Такова была почва, на которой пришлось Стефану сеять слово Божие.
Однако ж, горя апостольской ревностью, блаженный Стефан не посмотрел ни на что и с твердым упованием на небесную помощь тотчас же приступил к делу. Как уже было сказано, первое зырянское селение, в которое он прибыл, было Пырас в 60 километрах от Устюга, на противоположном берегу Северной Двины при впадении в нее Вычегды. Жители этого селения, расположенного близко к Устюгу, часто вступали в торговые и иные отношения с русскими и потому понимали по-русски. Когда же они услышали, что Стефан говорит с ними на их языке так хорошо, как природный зырянин, то приняли его с особенным радушием и охотно вступали с ним в рассуждения. Долго, впрочем, проповеднические труды его здесь не имели никакого успеха. Когда Стефан начал им проповедовать о ложности их богов и о святости христианской религии, преданный идолопоклонству народ сначала не хотел слушать проповедника. Не будучи в состоянии оспорить Стефана, они старались выжить, прогнать его от себя, наносили ему разные оскорбления и обиды, а один раз наметали костер дров и наносили соломы, чтобы сжечь его живьем.
Блаженный Стефан, несмотря на такие препятствия и опасности, с невозмутимой кротостью и терпением продолжал увещевать своих слушателей оставить идолопоклонство и обратиться к Богу Истинному, которого они называют Ен, Творцу неба и земли. Наконец речи его тронули сердца язычников, и мало-помалу жители начали утверждаться в истине слов проповедника, понимать ничтожество идолов. Теперь они уже не только охотно слушали его беседы, но и сами стали просить Стефана научить их христианской вере. Таким образом весь Пырас оставил идолопоклонство и крестился. Только самые закоренелые язычники отказались принять христианскую веру и удалились в многолюдное селение Гам вверх по течению Вычегды, где была главная кумирница, наполненная уважаемыми народом идолами, и где преимущественно жили главные их жрецы.
Со слезами радости Стефан возблагодарил Бога за первый успех проповеди, водрузил среди селения крест, устроил часовню во имя святителя Николая Чудотворца и, взяв несколько новообращенных в спутники себе, оправился с ними далее, вверх по течению Вычегды, берега которой наиболее были населены зырянами. Проходя лежавшие на пути деревни, он везде среди разных препятствий и опасностей проповедовал имя Христово, ставил кресты и часовни как самые понятные для простых людей символы новой веры, и в короткое время обратил ко Христу всех жителей от Пыраса до Гама на пространстве более 200 километров.
В Гаме уже знали о появлении в Пырасе московского проповедника, который хулит богов и веру, вследствие чего жрецы и туны постарались вооружить народ против Стефана, и сами с яростью, подобно голодным волкам, у которых отнимают добычу, приготовились дать ему жестокий отпор. Знал и блаженный Стефан, что идолопоклонники собирают против него свои силы, что его ожидают здесь немалые препятствия со стороны как возбужденного против него народа, так особенно от жрецов, раздраженных успехами его проповеди. Знал, что дело проповеди подвергнется здесь новому, опаснейшему испытанию и может в случае нерешительности и нетвердости проповедника кончится совращением и тех, которые уже обращены ко Христу. И Стефан решился на подвиг.
Лишь только он вступил в Гам, народ, подстрекаемый жрецами и тунами, кинулся на него с неистовым криком и угрозами, так что ему невозможно было ничего сказать в свою защиту. Приветствий его не слушали, миролюбивых воззваний и предложений не хотели понять, смиренным оправданиям не внимали. Оставалась одна только надежда — на Бога. И Бог сохранил его. Хотя в минуту гнева толпа готова была убить его, но, когда гамичи увидели добрый и смиренный вид пришельца, ярость их прошла. А кроткие речи, с которыми обратился к ним Стефан, прося себе внимания и снисхождения, и слова убеждения, произносимые пришельцем на их родном языке, совершенно их обезоружили.
Однако Стефан видел, что народ в Гаме слишком предан идолам, и пока они не будут истреблены, проповедь его бесполезна. Поэтому выбрав время, когда никого из язычников не было близ кумирницы, находившейся отдельно от селения и окруженной заповедной рощей, Стефан зажег ее и сел близ нее на возвышенном месте, ожидая прибытия идолопоклонников. Гамичи, заметив дым и пламя, устремились к кумирнице; близ нее они увидели виновника ее сожжения, спокойно их ожидавшего. Они были поражены страхом и недоумением, не зная, что делать. Обступив Стефана со всех сторон, с воплями они замахивались на него топорами и дубинами, и угрожали смертью, но не смели коснуться его. Толпа заволновалась: одни говорили, что надобно убить или изгнать его, у потому что он истребит всех богов. Другие говорили, что нельзя бить посла московского - пусть сами боги поразят его. Третьи говорили: «Беда, что он не начинает первым, вот если бы он хоть однажды начал, мы бы растерзали его».
В это время блаженный Стефан, воздев руки к небу, вслух молился Богу о просвещении гамичей. Потом, обратившись к ним и указывая на догоравшую кумирницу, старался показать им ничтожество идолов, не смогших защитить себя от огня, и убеждал их веровать Богу Истинному. Немногие, более кроткие, послушались его убеждений, а большая часть народа, хотя и не сделала ему никакого зла, но осталась верна своим кумирам и волхвам.
Как голубица Ноева, не обретя покоя ногам своим на земле, еще влажной от вод потопа, возвратилась в Ковчег, так и блаженный Стефан принужден был на время удалиться из селения, потому что не ожидал большего успеха проповеди в нем в то время.
Были во время путешествий Стефана и совсем другие примеры. В селе Туглим, в 30 километрах ниже Яренска по Вычегде, одна женщина, видя худую обувь праведника, дала ему новые портянки. Святый, благословляя простосердечную благотворительность предсказал, что это место будет торговым. Так и случилось: несмотря на не совсем удобное месторасположение селения для торговли, здесь действительно долгое время была крупная ярмарка и село слыло богатым.
Со спутниками своими отправился Стефан далее вверх по Вычегде и остановился при впадении в нее реки Вымь. В этом месте тогда рос лес и располагалась кумирница зырян, поселение же находилось в полукилометре. Здесь Стефан с особенной ревностью стал проповедовать Божественные истины. Однажды, когда большая часть жителей селения отправилась довольно далеко на подсеку, «и пребывшим тамо яко и до десяти дней», Стефан крестил в селении «до десяти мужей». Простые сердцем люди с изумлением слушали нового проповедника и крестились, хотя с большим трудом и медленно расставались с суевериями.
Предметом самого большого почитания служила для зырян здесь «прокудливая береза», громадная по толщине (в три обхвата) и вышине, стоявшая на возвышенном месте неподалеку от селения. К ней собирались зыряне с разных сторон и приносили в жертву лучшие шкуры добытых зверей. Стефан, поставивший себе келью невдалеке от березы, пользовался тем, что к ней собирался народ, и проповедовал здесь истины христианской веры. Но вскоре он убедился, что эта «прокудливая береза» крепко держит сердца людей, что она - самое сильное препятствие на их пути к Богу. Стефан решился рассчитаться с прокудливым духом, обитавшим в ней.
Вот как об этом рассказывает предание. Помолившись, с надеждою на Бога начал он рубить березу и, к удивлению своему, после каждого удара топора слышал раздававшиеся в воздухе жалобные крики и вопли мужские и женские, старческие и младенческие: «Стефан, Стефан, зачем ты нас гонишь отсюда, здесь наше древнее пребывание!» - после каждого удара струились из дерева ручьи смрадной крови. В поте лица весь день трудился Стефан, но из-за огромности березы не смог ее подрубить и, оставив вонзенный в нее топор, удалился в свою келью.
На другой день, когда он решил продолжить работу, то с изумлением увидел, что секира его лежит на земле, а береза стоит целая, безо всяких признаков вчерашней его работы. С молитвою начал он опять рубить дерево и едва мог свалить и сжечь его на третий день. Понимая, что он возбудил своим поступком злобу язычников, св. Стефан решил предать себя на волю Божию.
Действительно, язычники, узнав о гибели своего божества, готовы были убить Стефана. С Выми, Вишеры и Верхней Вычегды на лодках приплыли более тысячи человек. Даже если численность их была меньшей, все равно это было огромное для того времени войско. Напомним, что значительно позднее, в 80-х годах XVI века все мужское население Коми края составляло около 6 тыс. человек. «И начатые зле наступати, хотяху и келию разбити и святаго отгонити или смерти предати, несяху с собою всяк дреколие и луки и стрелы, - говорится в «Повести о Стефане Пермском». - Но святый, видя их тако ярящихся, а сам нимало от таковаго их злаго нападения убояся, но силою Божиею запретив им, и абие вси во един час ослепоша». Св. Стефан обещал вернуть им зрение в том случае, если они вырубят лес на горе близ того места, где стояла его келья. Нападавшие рады были откупиться этим, но вырубив лес и вернувшись на берег, «раскаяхуся» за свой бесплатный труд на пришлого проповедника. Вернувшись к келье, они пригрозили убить всех соплеменников, принявших крещение, а Стефана - изгнать. Тут вновь поразила их по молитвам св. Стефана слепота. На сей раз они были вынуждены за прозрение в три дня окопать гору, где жил Стефан, сделать насыпь и ров. В третий раз произошло то же самое, и пришлось им уже рубить лес на соседнем холме и «устраивать гору».
И так как около Стефана уже появилось значительное число христиан, а место было расчищено, то он приступил к сооружению христианского храма. Эту первую православную церковь среди зырян Стефан соорудил на возвышенном холме на берегу Выми при впадении ее в Вычегду и освятил во имя Благовещения Пресвятой Богородицы в знак начала просвещения пермской земли, ибо и евангельское событие Благовещения считается началом пути ко спасению человечества во Христе.
Неутомимо заботясь о духовном просвещении паствы, Стефан учредил при церкви училище, в котором сам был первым наставником и руководителем. Он учил детей по Часослову, Псалтири и другим церковным книгам, еще в Ростове переведенным им на зырянский язык. В этой школе из своих учеников он образовывал пастырей и учителей из числа зырян, которые после его смерти долго духовно окормляли его паству. Богослужение совершалось на зырянском языке, чтобы народ мог яснее понимать его и учиться догматам православия. Немало любопытствующих приходило в устроенную им церковь, и, слыша христианское богослужение на родном языке, они не могли не признать его преимущество пред своим языческим.
В первом зырянском храме поначалу, конечно, не могло быть особенного благолепия в украшениях, но, по сравнению с мрачными личинами идолов, неземные выражения ликов св. угодников на иконах не могли не вызывать умиление. Они казались зырянам живыми, кроткими, радостными и как бы призывали к себе. Потому говорили они друг другу: «Мунам Енэс видзодны», то есть пойдем видеть, смотреть Бога.
Но такова сила вековой привычки, что многие не хотели принимать св.крещения и оставались в язычестве только потому, что оно было древнее, принято было ими от отцов. Некоторые готовы были даже убить Стефана, несмотря на охранные грамоты московские, и намеренно пытались Стефана и новокрещенных зырян вызвать на ссоры и драки. Но учитель христианской любви и сам благодушно переносил все, и учеников своих учил тому же. Это спокойное перенесение неприятностей сильно поражало зырян, они собрались наконец в большом числе и на общем совете решили, что Стефан - добрый учитель, за обиды и оскорбления платит любовью и прощением, как не слушать его? Не мог бы он истребить стольких богов, если бы не был служителем великого духа Ена, Бога, сотворившего небо и землю. После этого совещания народ начал собираться к проповеднику и просить у него крещения; Стефан же с радостью принимал всех приходящих к нему и учил их христианской вере.
Зная, какое опасное влияние могут иметь идолы на недавних язычников, Стефан старался и сам истреблять их, сожигая вместе с ними богатые приношения, состоявшие из мехов, и другим советовал делать то же. Дивились зыряне нестяжательности Стефана, но особенно же удивлялись тому, что никакие их заклинания и волхвования нисколько ему не вредили. В то время, когда язычник, осмелившийся прикоснуться к идольским приношениям, развешенным в кумирницах и по лесам, внезапно поражаем был ужасом, корчами и припадка-ми беснования, Стефан оставался совершенно невредим. Это еще более возвышало его в глазах язычников и привлекало к нему сердца как к учителю бескорыстному, не похожему на их кудесников и находящемуся под особенным покровительством своего Бога.
«Судите сами, - говорил Стефан, обращаясь к язычникам, - сильны ли ваши боги, когда они не могут защитить себя от огня? Боги ли они, когда так немощны, когда они не имеют не только смысла, но и слуха, и зрения? И от меня, слабого, не умело и не могло защитить себя божество ваше. Не таковы ли и все другие боги ваши? Я один истребил и сжег множество их, и ни один из них не воспротивился мне! Не таков Бог христианский. Он все видит, все знает и все может, Он создал весь мир и всем управляет. И как Он благ, особенно к знающим Его! Я желаю вам добра, проповедуя истинного Бога. Он будет любить вас, будет благотворить вам, когда станете почитать Его искренне».
Эта проповедь, сильная поразительною очевидностью, обратила сердца многих зырян к святой вере. Когда народ начал целыми толпами принимать святое крещение, и Благовещенская церковь не могла уже вместить всех верующих, Стефан приступил к построению другого, более вместительного, храма в честь святого архангела Михаила, избрав для этого то самое место, где стояла «прокудливая береза». Сам пень от этой березы Стефан использовал как престол в алтаре. Характерно, что при перестройке Михайло-Архангельской церкви в 1787 году этот пень был разобран на куски местным населением.
По мере того, как возрастало и умножалось духовное стадо Стефана, умножалось и число учеников в его училище. «Из учившихся грамоте, - пишет Епифаний Премудрый, - тех из них, кто выучивал святые книги и в них разбирался, одних он ставил в попы, других в дьяконы, третьих в иподьяконы, пятых в певцы, пение им перепевая, и перелагая, и уча их писать пермские книги». (Поскольку сам рукополагать священников и диаконов Стефан не мог, то он лишь предназначал людей к этому, готовя в будущем принять священный сан). И далее уже они «друг другу учаху грамоте».
В благодарность Богу за успехи своей проповеди в Усть-Выми Стефан соорудил еще храм во имя святителя Николая, в день памяти которого он пришел туда.
Как и следовало ожидать, распространение христианства и построение церквей в Усть-Выми, самом средоточии Перми, возбудило зависть и злобу в сердцах волхвов и тунов. Доселе встречавшиеся Стефану волхвы не в состоянии были противопоставить что-либо проповеднику и каждый раз, начав с ним состязаться, были посрамляемы и побеждаемы. Но в Княжпогосте, селении, находящемся в полусотне километров вверх по Выми, жил главный жрец и старейшина всех волхвов и тунов пермских, знаменитый Пам-сотник. Большую часть времени он проводил в глубине дремучих лесов, окруженный поседевшими в волхвованиях тунами и кудесниками. Зыряне верили, что вся пермская земля управляется его колдовством, и беспрекословно повиновались ему. Почитая все слова его божескими, они так благоговели перед ним, что только в самых крайних случаях осмеливались его беспокоить.
Давно уже знал Пам о прибытии в Пермь проповедника новой веры и негодовал на него за сожжение кумирницы в Гаме. Но когда услышал, что Стефан не мог утвердиться в Гаме и скоро был вынужден уйти оттуда, не счел нужным беспокоиться; он решил, что победить и прогнать москвитянина смогут и местные волхвы. Весть, что Стефан не только не прогнан из Перми, но уже достиг Усть-Выми, построил здесь церкви и почти всех жителей обратил ко Христу, привела его в гнев и ярость. В конце 1380 года, спустя год после появления Стефана на Выми, он стал собираться в путь для единоборства с Стефаном, похваляясь сразу посрамить его и угрожая своими колдовскими чарами предать страшным мучениям как самого проповедника, так и всех, последовавших его учению.
Ужас распространился в новопросвещенном народе при вести о скором прибытии Пама, прежняя слепая вера в его силу и могущество невольно закралась в неутвержденные еще сердца и привела их в смущение. Один только Стефан, полный надежды на Бога, не падал духом и, укрепляя народ в вере, спокойно ожидал врага. Скоро прибыл в Усть-Вымь Пам и начал явно и тайно совращать новообращенных. «С чего, — говорил он, -вы оставляете веру отцов ваших и не приносите богам жертв? Как можете вы слушаться человека, пришедшего из Москвы, которая угнетает вас податями? Разве от Москвы может быть вам какое добро? Не оттуда ли тиуны и приставники, дани и насильство? И кого слушаете? Молодого и неизвестного москвитянина, который годится мне во внуки, тогда как я и по годам ваш отец, и вашего роду? Не слушайте юного пришельца и укрепляйтесь в вере отеческой, чтобы боги не прогневались на вас».
Народ отвечал ему: «Старик, не страшен нам гнев богов твоих, они пали от руки Стефановой и уж не встанут более. Иди, состязайся с ним о вере и победи его, если хочешь, чтобы мы по-прежнему верили тебе».
«Пойду и посрамлю вашего учителя», - с гневом сказал им Пам-сотник и вступил в жаркий спор со св. Стефаном.
«У вас, христиан, один Бог, — говорил Пам, — а у нас много помощников и на суше, и на воде, подающих нам счастливую ловитву в лесах, так что избытком ею мы снабжаем и Москву, и орду, и дальние страны. Боги сообщают нам в волхвовании дальние вести и тайны, недоступные вам. У нас один ходит на медведя и убивает его при помощи наших богов, а у вас на одного медведя идут десять, да и тут часто не только не убивают, но и сами бывают им растерзаны».
Нетрудно было Стефану дать ответ волхву, показать превосходство христианства пред язычеством и опровергнуть все возражения Пама. Хитрый кудесник, видя, что ему не победить Стефана словами, вздумал устрашить его. Пам в оправдание своей веры вдруг вызвался пройти сквозь огонь и воду, требуя того же и от Стефана. Колдун был вполне уверен, что Стефан никогда не решится на такое безумное предприятие, и тогда победа останется за ним.
Каковы же были его изумление и страх, когда Стефан принял его предложение и сказал: «Я не повелеваю стихиями, но христианский Бог велик, иду с тобою». Затрепетал от страха поседевший в обманах Пам, но превозмог себя и не показал виду, что трусит. Подумал он, что и Стефан только на словах соглашается, чтобы устрашить его, а на самом деле никогда не решится пройти огонь.
Между тем Стефан приказал сделать на Вычегде две проруби на льду и зажечь одну хижину, отдельно стоявшую от селения; когда пламя обняло ее, он, помолившись Богу и благословив предстоящих, взял Пама за руку, чтобы, как было условлено, вместе идти в огонь. Тут только волхв увидел, что слишком далеко зашел в своих обманах. Оцепенев от страха, Пам начал порываться назад и на глазах всего народа отказываться от своего предложения. Напрасно звал и понуждал его Стефан, чародей трепетал и просил избавить его от верной смерти. Не согласился он также и спуститься в одну прорубь, чтобы выйти в другую прорубь.
Тогда Стефан сказал ему: «Не сам ли ты избрал сей род испытания веры, думая устрашить меня?»
Обратясь к народу, Стефан спросил, кем считать Пама после всего произошедшего, когда он отказывается от состязания в вере и креститься не хочет? что с ним делать? «Обманщика предать смерти! — закричал весь народ. -Если оставить его в живых, он наделает тебе пакостей». - «Нет, — отвечал блаженный Стефан, - Христос не послал меня предавать людей смерти, а учить. Пам не хочет принять спасительной веры, пусть его упорство и накажет его, а не я. Но чтобы он не развращал народ своим лжеучением и не сеял плевел на чистой ниве Божи-ей, его следует удалить из здешних мест». Народ одобрил решение Стефана и Пам с бесчестием был выгнан.
Удалился Пам с сообщниками своими за Урал, на берега Оби, где между береговыми остяками основал селение Алтым. Благодарный Богу за победу над волхвом, Стефан построил храм св. Николаю на Вишере.
После посрамления и бегства Пама всюду, куда толь- ко достигала об этом молва, люди слово пробуждались ото сна и спешили в Усть-Вымь принять христианскую веру, проповедомую таким необыкновенным учителем. Стефан ласково принимал всех, убеждая слушателей в ничтожности языческих богов, знакомил их во время продолжительных всенародных бесед с верой Христовой. Забывая о собственном покое, он днем и ночью наставлял и утверждал в вере. Любимым местом его проповеди был холм пред церковью. Реки Вымь и Вычегда ежедневно были купелью для множества крещаемых.
Ревность новообращенных к вере выразилась в построении ими двух новых церквей, особенно же после бегства Пама, в обильных приношениях для приобретения нужной церковной утвари из Великого Устюга. Успехи Стефана в обращении зырян заставили земляков его вспомнить предсказание праведного Прокопия. Вспомнив же, благочестивые устюжане стали охотно жертвовать на благоустроение пермских храмов. Многие духовные лица, услышав об апостольских подвигах своего земляка, пошли в Пермь, желая быть его учениками и сотрудниками. С их помощью богослужения стали совершаться во всех созданных им храмах, и сам проповедник Стефан более мог посвящать времени наставлению своих пасомых.
Вера тем временем распространялась по всему пространству малой Перми. Первые три года он подвизался совершенно один, пока не приготовил себе спутников и учеников из обращенных зырян и пока не пришло к нему из Устюга несколько духовных лиц, услышавших об успехе его проповеди.
Видя, что паства его разрастается и существование пермской церкви стало несомненным фактом, Стефан решился идти в Москву просить для новообращенных епископа. «И просто сказать, - пишет Епифаний, - земля та властно требовала себе епископа, поскольку до митрополита и до Москвы было так же далеко, как далеко от Царьграда до Москвы».
В 1383 г. прибыв в Москву, св. Стефан рассказал великому князю Димитрию Иоанновичу и митропо-литу Пимену о своей проповеди среди зырян, показав, что для дальнейшего распространения христианской веры и для устроения церковной жизни Перми необходим свой епископ. Это означало создать восемнадцатую по счету в Русской Церкви и четвертую на Севере Пермскую епископию. Услышав предложение Стефана, «великий князь и митрополит удивились, похвалили его мысль, и понравились им его слова, и они пообещали выполнить его просьбу».
По-разному, однако, отреагировали московиты, узнав о деятельности Стефана. Одни радовались и с уважением отзывались о проповеднике, к таким относился и великий князь Димитрий Донской; другие, напротив, говорили: - Для чего было изобретать новые письмена? Прежде не было грамотности в Перми, к чему эта новизна теперь? Если же и нужна грамотность, то довольно русской, и называли блаженного Стефана не иначе как Храпом. Но так толковали только люди, скудные смыслом и гордые своим невежеством. «Жатва многа, а делателей мало, сего ради помолимся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву свою, да будет наставник и руководитель делателем, а я буду ему усердный сослу-жебник и соработник на всякое дело благое», - говорил смиренный проповедник великому князю и митрополиту.
Встал вопрос, кого поставить первым епископом Пермским. «Одни одного называли, другие другого выставляли, третьи иного имя выносили». Епифаний о Стефане он написал, что тот «не добивался владычества, не вертелся, не старался, не выскакивал, не подкупал, не давал посулы. Не дал ведь он никому ничего, и никто ничего не взял у него за поставление - ни дара, ни посула, ни мзды. Нечего ведь было ему и дать, ибо богатств он не стяжал, и ему самому давали необходимое люди милостивые, христолюбцы и страннолюбцы, видя, что ради Бога делается происходящее».
Ни князь, ни митрополит с собором епископов не нашли никого достойнее самого Стефана занять епископскую кафедру в Перми. Посвящение совершилось во Владимире зимой 1383-84 годов к великой радости благочестивого князя, весьма любившего и уважавшего смиренного Стефана, давно ему известного. В ту пору Стефану, судя по летописям, не было и сорока лет. В московской летописи под 6891 (1383-1384) годом сделана запись: «Тое же зимы Пимен, митрополит на Москве, два епископа постави: Михаила епископом Смоленску, а Стефана, нарицаемого Храпом, епископом в Пермь».
Великий князь так высоко ценил личные качества Стефана, что предоставил ему особенные преимущества пред другими владыками по управлению епархиею и в делах судных, отдал всю Усть-Вымскую волость с богатыми лугами и пашнями в его вотчину с правом беспошлинной торговли в русских землях жителей Перми, предоставил ему взимать дань с приезжавших в Пермь купцов и промышленников. «И когда, через достаточное число дней по поставлении, он был отпущен великим князем и митрополитом, он ушел назад в свою землю, будучи одарен князем и митрополитом, и боярами, и прочими христоименными людьми, и пошел своим путем, радуясь и благодаря Бога, устроившего все «очень хорошо».
На обратном пути Стефан везде был радостно встречаем народом, все спешили принять его благословение и принести ему от своего имущества дары на устроение церквей. Стефан глубоко был тронут этим непритворным изъявлением народной любви. Задерживаемый в городах многолюдным стечением к нему жителей Стефан после долгого странствования достиг, наконец, пределов своей родины - Устюга, где с нетерпением ожидало его все народонаселение и заранее готовилось к радостной встрече. Из-за удаленности Устюга от Ростова жители весьма редко видели своих архипастырей, а теперь приближался к ним святитель, рожденный и воспитанный в их городе и прославившийся своими апостольскими подвигами в стране языческой. Потому ко времени прибытия Стефана в Устюг опустели окрестные деревни, оставлены были домашние работы, забыты недуги и болезни, и стар и млад вышли встретить владыку, чтобы получить его архипастырское благословение. Наконец настала минута нетерпеливо ожидаемой встречи: торжественный звон колоколов всех устюжских церквей возвестил жителям прибытие Пермского архипастыря. Несмотря на зимнее время, все устремились за город, чтобы скорее увидеть его, духовенство у въезда в город ожидало его с хоругвями и иконами, горожане - с хлебом и солью. В святительских одеждах, окруженный духовенством в блестящих ризах, смиренный Стефан, благословляя народ, медленно шел в тот самый собор, в котором некогда был причетником и где под руководством своего отца учился он церковному чтению и пению. Войдя в него, он увидел пред собою те же святые иконы, пред которыми он в юности молился, те же пред ними лампады, которые сам возжигал; в предстоявшем ему духовенстве узнал многих из тех, при которых начал свое служение церкви. Минувшее воскресло в его памяти, и слезы умиления оросили его лицо.
Выходя из собора, он до земли поклонился на том месте соборной паперти, где некогда, без малого сто лет назад, праведный Прокопий, остановив трехлетнюю мать его, произнес о нем свое пророчество, назвав епископом Перми. С молитвой припал он ко гробу уже прославленного юродивого и, благоговейно приложившись к его образу, испросил его молитвенного ходатайства к Богу за себя и за свою паству. Посетил он и осиротелый родительский кров, места любимые в детстве, обошел монастыри и церкви, служил, проповедовал, навещал больных, утешал печальных, исцелял страждущих и благотворил повсюду.
Между тем в Перми, считая недели и дни, с нетерпением ученики ожидали его. Задержавшись на родине более, нежели предполагал, Стефан поспешил отправиться к своей пастве. Умилительна была радость зырян, его встречали как отца и благодетеля. Вместе со Стефаном прибыло в Усть-Вымь несколько духовных лиц, чтобы помогать ему в утверждении православной веры между остававшимися еще среди зырян язычниками. Со времени прибытия Стефана в Усть-Вымь он стал называться «владычным городом», а первоначальная Благовещенская церковь стала называться кафедральным собором.
Храм во имя Архангела Михаила стал домовой или крестовой церковью Великопермских архиереев, близ которой сам св.Стефан и его преемники жили до самого перенесения кафедры в Вологду. Построив при ней несколько келий для братии, Стефан основал здесь первый монастырь в Перми, называвшийся Михайло-Архангельским и существовавший до 1764 года. Сюда принимались престарелые зыряне, и сам Стефан служил для них примером подвижнической жизни. Способных учеников своих святитель посвящал в причетники, диаконы и священники, так что не только в соборе и монастыре, но впоследствии и во всех новоустроенных церквях духовенство стало из числа зырян. «И Попове его, - говорит Епифаний, - пермским языком служаху обедню, заутреню же и вечерню, и канонархи его по пермским книгам канонархаху, певцы же всяко пение пермски возглашаху».
Святителю надлежало еще осмотреть свою обширную паству, чтобы видеть, как живут в вере вновь обращенные, и, если можно, содействовать новым успехам веры. Поэтому, устроив дела в Усть-Выми, он поспешил отправиться в путь. Во время путешествия вместе с догматами истинной веры он преподавал правила семейной и гражданской жизни, миролюбиво решал споры, защищая слабых от сильных, и своей благотворительностью и беседами более и более привязывал к себе народ.
Руководимые в своих начинаниях его мудрыми советами зыряне сами видели, что такого благополучия и спокойствия, какой воцарился при епископе Стефане, прежде не было. Дань не казалась обременительной, потому что тиуны, вирники и даньщики не смели, как прежде, никого обижать и притеснять, так как Стефан, имея право участвовать в гражданском делопроизводстве и управлении краем, готов был всегда явиться на помощь и защиту угнетенных.
Христианство, видимо, переродило многих прежних язычников. Но не всех. Жители Гама, так недружелюбно принявшие его в первый раз и едва не убившие за сожжение кумирницы, и теперь были так же недружелюбны, хотя уже и не смели делать ему никаких дерзостей. И те немногие, которые приняли тогда здесь крещение, вновь вернулись к идолопоклонству, смеялись и говорили ему, что опять «едят белок». Больно было слышать это святителю. Слепой народ! «Пусть будет Гам слепым», - сказал он со скорбью. С того времени местность эту называют Слепой Гам.
Желая поживиться за счет трудолюбивых зырян, вогулы, непримиримые враги христианства, побуждаемые волхвами и тунами, убежавшими к ним от проповеди Стефана, хищнически напали на Пермь. Опустошив верхневычегодские и сысольские селения, они многочисленными ватагами устремились к Усть-Выми, намереваясь разрушить и сжечь все, устроенное Стефаном. Они убивали беззащитных поселян, зорили поля, резали скот, грабили и жгли дома. Испуганный народ, оставив все, в ужасе толпами бежал в Усть-Вымь. Это было в 1385 году, на третий год епископства св. Стефана.
При первой вести о нападении вогулов Стефан тотчас же отправил гонца в Устюг с требованием немедленной присылки ратных людей для отпора врагам и сделал нужные распоряжения для защиты и обороны церквей. Он велел жителям перенести все свое имущество на два укрепленных холма, к собору и монастырю, и с оружием в руках ожидать тут неприятеля. Сам же он молился о помощи Божией и с крестным ходом обошел весь владычный город, ободряя и воодушевляя народ. Готовый положить душу свою за своих духовных детей, он не стал ожидать нападения врагов и, облекшись в святительскую одежду, с духовенством и с некоторыми из зырян поплыл на лодках вверх по Вычегде навстречу врагам.
Вогулы, суеверные язычники, издали заметили ладью Стефана. Словно огнем горело никогда не видан-ное ими святительское облачение, а сам он показался им как бы мечущим в них огненные стрелы. Приняв его за страшного волхва, в ужасе бросились они бежать, оставив все награбленное. С тех пор во всю жизнь Стефана ни единожды не смели они подойти и напасть на Усть-Вымь, боясь могущественного «туна-чернеча Стэпэ» и беспокоили только одних отдаленных верхневычегодских зырян.
Но едва только удалились вогулы с верховьев Вычегды, как в том же году противоположная сторона ее, более населенная и богатая, подверглась нападению других врагов - ушкуйников. Новгородская вольница ограбила и разорила большую часть селений по Нижней Вычегде. Епископ поспешил в стан ушкуйников и, то умоляя их словами евангельскими, то устрашая гневом Божиим, заставлял возвращать награбленное и удаляться. Но не успевал еще народ оправиться и загладить следы опустошения, как являлись другие шайки новгородцев, снова грабили те же селения, и опять Стефан должен был увещевать грабителей и защищать свою паству.
Ко всему создание Москвой Пермской епархии было воспринято в Новгороде как вторжение в Новгородскую архиепископию. «Лета 6893 (1385 г.) владыко новугородский разгневан бысть зело, - како посмел Пимен митрополит дати епархия в Перме, в вотчине святей Софии, и послал дружинники воевати Пермскую епархию», - сообщает Вычегодско-Вымская летопись. И далее: «Позвал владыко Стефан устюжан, им бы беречи Пермскую землю от разорения, устюжане побили новгородцев под Чорной рекой, под Солдором. Лета 6894 (1386 г.) новугородцы со двиняны воевали по Волге, а, идучи оттуда, великого князя волости и вычегодские, и устюжские воевали ж. И князь Димитрий ослушников побил... того же лета поиде епискуп Стефан в Новгород...»
Итак, Стефан отправился в Новгород ходатайствовать у веча о воспрещении ушкуйникам нападать на пермские земли. Отправляясь в Новгород в первый раз и не имея там никаких знакомых, Стефан думал, что ему трудно будет приобрести расположение веча, часто не уступавшего великим князьям. К своему удивлению, встретил он общее к себе уважение. В Новгороде давно знали о подвигах святителя, и владыка новгородский архиепископ Алексий, посадники и бояре приняли апостола Перми как дорогого гостя св.Софии. Вече постановило: удовлетворить справедливые жалобы епископа, представить виновных на суд веча, а всей новгородской вольнице воспретить впредь заходить в пределы Пермской епархии. «Отпущен владыко Стефан от Ноугорода с милостью и дарами», - говорится в летописи.
Возвращение его из Новгорода было радостным днем для его паствы. С помощью доброго архипастыря народ завел прежний хозяйственный быт и почти забыл прежние разорения. Этим не кончились, однако, заботы Стефана о благосостоянии своей паствы. Приближался другой враг, более страшный и неумолимый, - голод, как бы для испытания веры новопросвещенных. В 1386 г. озимый хлеб по всей Перми вызяб от продолжительной и холодной весны, поля были засеяны яровым зерном, и потому истощились запасы хлеба. Но продолжительная холодная погода и ранние осенние морозы не дали созреть и яровому, так что народ еще с осени остался совершенно без хлеба и безо всякой надежды на будущее, так как поля не были засеяны. Торговцы, пользуясь случаем, стали продавать хлеб неслыханно дорого. Святитель открыл свои житницы, одним давал хлеб безденежно, других ссужал деньгами, но его запасов было явно мало. В дальних деревнях положение стало особенно тяжелым. Многие оставили свои дома и, глодая древесную кору, чуть живыми шли в Устюг, многие помирали с голоду по дороге.
Святитель несколько раз выписывал хлеб из Устюга, а когда и там не стало хлеба для продажи, то посылал за ним в Вологду. Естественно, что вследствие голода зыряне не в состоянии были платить те подати, которые требовали у них тиуны и даньщики великокняжеские.
Стефан отправил послание к великому князю, в ко- тором, описав постигшее Пермь бедствие, просил временных льгот для обедневшего народа, даньщиков же убеждал до получения ответа Государя остановить сбор податей.
Послание Стефана не застало Димитрия Донского в Москве, он ходил тогда наказывать Новгород за самовольство и грабежи ушкуйников, не оставлявших в покое и великокняжеских вотчин. Бояре государя, получившие послание святителя в его отсутствие, не посмели сами распорядиться и только по возвращении князя представили ему послание Стефана. Димитрий Иоаннович был глубоко тронут плачевным состоянием зырян и тотчас же приказал недоимки прежних лет простить, на год освободить народ от податей, а убытки, понесенные епископской кафедрой, щедро вознаградил дарами и деньгами. Кроме того, к Архангельскому монастырю приписана была большая часть деревень, находившихся близ владычного города.
Народ, услышав о милости великого князя, вздохнул свободно и стал выходить из лесных чащоб, где скрывался от жадности тиунов и сборщиков. Между тем святитель стал раздавать семенное зерно для посева, когда нужно было завести домашний рабочий скот, ссужал деньгами, если кому надобно было приобрести звероловные снаряды, он покупал их и помогал выгодно продавать лесную добычу. Признательный народ не знал, чем и как благодарить за все это своего благодетеля.
Отеческие заботы Стефана не ограничивались попечением о материальном благосостоянии народа. Он много заботился об укреплении народа в вере. После голода он в короткое время успел посетить самые отдаленные места своей епархии. Был он, по преданию, в Вендинге на реке Вашке (ныне селение в Удорском районе Коми республики), где поставил деревянный крест и часовню. Крест этот еще в середине XIX века стоял, правда, надпись на нем прочитать было уже не возможно, так как буквы совершенно сгладились. Побывал он на р.Вишере, в селениях верхневычегодских, доходил до границы Великой Перми (Чусовой) по рекам Сысоле и Лузе, везде поучая народ вере и благочестию, водворяя порядок и оставляя следы своей благотворительности. С отеческою любовью радовался святитель приращению новых чад Церкви.
За 13 лет своего епископства в Перми святитель Стефан построил много церквей и основал четыре монастыря с той целью, чтобы иноки, служа новообращенному народу примером христианских добродетелей, более и более утверждали его в православной вере. Помимо Архангельского в Усть-Выми, это Архангельский же монастырь в Яренске; по Сысоле Стефан поднялся до с. Вотча, где основал монастырь, который именовали Стефановским. К середине XIX века на этом месте оставалась только часовня с Крестом, однако с учреждением сыктывкарской епархии здесь вновь была образована обитель. Стефана называют основателем и Троицкого монастыря на Печоре, ныне это районный центр Коми республики - село Троицко-Печорск. На Верхней Вычегде он основал Ульяновский монастырь. Начальниками монастырей были усердные сподвижники Стефана, старавшиеся под его руководством утвердить и распространить христианство окрест своих обителей. К сожалению, до нас не дошли имена их, кроме преподобного Димитрия, урожденного зырянина, основателя Цылибинского монастыря на левом берегу Вычегды.
В 1389 году Стефан оплакал своего благодетеля, великого князя Димитрия Иоанновича, оказавшего столько милостей его новообразованной епархии. Вскоре представился ему случай видеть в Москве его наследника, который благосклонно принял и обласкал его. В 1390 году митрополит Киприан вызвал Пермского святителя в Москву на Собор по церковным делам. Во время этого путешествия, поспешая в Москву, Стефан не заехал в Троицкий монастырь (находившийся в стороне от дороги, примерно в десяти «поприщах») для посещения духовного брата и друга своего Сергия Радонежского, думая сделать это на обратном пути. Остановившись на дороге, он лишь прочитал молитву «Достойно есть», поклонился в ту сторону, где находилась обитель, и, благословив руками, сказал: «Мир тебе, духовный брат мой».
Преподобный Сергий сидел в это время с братией за трапезой и, уразумев духом преподанное ему Стефаном целование и благословение, немедленно встал из-за трапезы, немного постояв, сотворил молитву и, до земли поклонившись, сказал: «Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою». Братия, естественно, удивилась необычному поступку игумена, некоторые подумали, что он имел какое-либо видение. По окончании трапезы стали они спрашивали его о случившемся.
«В этот самый час епископ Стефан, идущий в Москву, стал против монастыря нашего и поклонился Св. Троице и нас, смиренных, благословил», - отвечал Сергий, указав и место, где это случилось. В Сергиевой лавре с тех пор заведен был и по сию пору жив такой обычай: посреди трапезы монахи встают, а настоятель творит молитву, призывая на помощь преподобного Сергия, в память того приветствия. На месте же, где, по преданию, поклонился Стефан Сергию, впоследствии была возведена часовня Святого Креста с колодцем. «Сюда в праздник Воздвижения Креста Господня совершается из окрестных селений крестный ход, - сообщает хронограф в середине XIX века. - Кроме присутствия и приветствия св. Стефана, место сие было ознаменовано как тем, что здесь в свое время обыкновенно встречали преп.Сергия, возвращающегося из Москвы, так и тем, что здесь также князь Пожарский и Козьма Минин молились Святому Кресту, благословлены и окроплены были святой водой троицкими иноками на великий подвиг спасения Москвы и всего Отечества».
В Москве святитель Пермский встретил к себе особенное внимание и уважение как со стороны первосвятителя Русской Церкви, так и со стороны нового великого князя Василия Димитриевича. Вместе с митрополитом Киприаном он был в Твери на Соборе, судившем Тверского епископа Евфимия Висленя по жалобе на него тверского князя Михаила за несоблюдение церковного устава. В обратный путь великий князь и бояре одарили св.Стефана богатыми дарами, на которые он построил при своей Архангельской обители странноприимный дом, где с любовью принимал и покоил беспомощную бедность. Благосклонный прием святителя в Москве и благоволение к нему нового великого князя много значили и для пермских княжеских наместников, позволявших себе в отдаленном краю всякого рода несправедливости по отношению к местному населению. Тиуны и даньщики, опасаясь Стефана, прекратили свои насилия и своевольства.
В 1392 году соседствующая с Пермью Вятка, основанная в 1174 г. новгородскими выходцами, славная народонаселением и цветущая промышленностью и торговлей, подверглась нападению татар и была разорена. Вообще соседство Вятки с юга было выгодно для Перми, потому что она защищала ее от нападений закамских обитателей; помогало такое соседство и развитию зырянской торговли и промышленности, так как вятчане, более 200 лет господствующие по Вятке, Каме, Чусовой и отчасти по Лузе и Сысоле, охотно брали у зырян лесную добычу, доставляя им за то все для них необходимое. Св. Стефан дорожил близостью и благосостоянием этой предприимчивой страны тем более, что настоящее несчастье вятичей должно было отразиться и на зырянах, повлечь за собою упадок местной промышленности в пограничных зырянских селениях, породить бедность в стране и открыть ее нападениям разбойников. Кроме того, торгуя по Лузе и Сысоле, вятчане как христиане много способствовали устройству и украшению тамошних храмов.
Однако постигшее бедствие ожесточило вятчан. Лишившись всего своего состояния, в отчаянии вятчане многочисленными толпами нахлынули на соседние пермские деревни, прося себе крова и пищи, и силою отнимая требуемое у невоинственных зырян. Начались грабежи и убийства. Как татары выгнали их, так они нача-ли гнать зырян, намереваясь занять их селения. Лишь только св. Стефан узнал о том, что вятичи из добрых соседей и благодетелей сделались врагами и разбойниками, он тотчас же поспешил на Сысолу и Лузу, чтобы защитить своих пасомых.
Явившись к вятчанам, он сожалел о постигшем их несчастии, советовал не унывать и не подвергать тому же других, а стараться прогнать татар и возвратить назад отнятое ими, в противном же случае грозил судом Бо-жиим и гневом великокняжеским. Труды его не были напрасны. Вятчане ушли в свои разоренные селения и, соединившись с новгородцами и устюжанами, отомстили татарам, сожгли много татарских городов по Волге и возвратились домой с богатой добычей, благодаря святителя за его добрый совет.
Под 6900 (1392-93) годом летопись также сообщает о набеге вогулов вместе с Памом на Усть-Вымь. Сказано, что они неделю стояли на Уруме (озеро на р.Вычегде), «к го-ротку не приступали» и, узнав, что на помощь Стефану идет устюжский «полк», ушли вверх по Вычегде.
Последней услугой св. Стефана Пермскому краю было то, что он положил конец злодействам колдуна и разбойника Кэрт-Айки (в переводе с коми «железный свекор», - от его имени получило свое название село Корткерос), долгое время наводившего ужас на жителей. Во всю ширину Вычегды ниже села была протянута железная цепь, на конце которой висел колокол для сигналов ночной стражи Кэрт-Айки. Более ста лет разбойничал он в этих местах, пока Стефан не изгнал его. Об этом повествует местное предание, в котором, впрочем, мифологические сведения смешались с былью так, что разделить их практически невозможно.
Святая жизнь и апостольские труды Стефана, а также и образование, которым он превосходил других епископов, высоко поставили его в глазах современников и привлекли к нему от всех такое уважение, что и великие князья относились к нему с особенною благонаклонностью. И митрополит советовался с ним, постоянно вызывая его в Москву на церковные Соборы, несмотря на отдаленность Пермской епархии.
В 1396 году митрополит Киприан снова пригласил его к себе для церковных дел. По годам своим Стефан еще не был старцем, имея только около 50 годов от роду, но его келейные подвиги и особенно долговременные проповеднические труды, дальние и изнурительные странствования, непрестанные заботы и душевные огорчения столь ослабили его здоровье, что он казался гораздо старше, чем был, и сам уже предчувствовал близость своей кончины.
Когда он получил приглашение митрополита, Господь открыл ему, что его путешествие в Москву будет уже последним и что он не увидит более своей Перми. Тяжело было его отеческому сердцу навсегда расстаться со своими духовными детьми, не повидавшись с ними еще раз и не преподав им своего последнего благословения. Но путешествовать самому по их селениям уже не было времени. Поэтому, собираясь в путь, он созвал в Усть-Вымь большую половину своей паствы и долго беседовал, поучая народ, наказывал свято хранить христианскую веру и повиноваться пастырям Церкви. Он объявил пастве, что беседует с ними уже в последний раз.
Как когда-то в Пырасе (Котласе), впервые вступая на пермскую землю, он начал дело проповеди усердной коленопреклоненной молитвой, так и ныне заключил свою проповедническую деятельность такой же молитвой: преклонив колена, он вслух поручил народ хранению промысла Божия и заступлению Пресвятой Богородицы. Увещевая других не печалиться о разлуке с ним, он сам не мог удержаться от слез; за ним зарыдала и вся его паства. Эта трогательная сцена живо напоминала прощание апостола Павла с ефесскими пастырями, тем более, что апостол Перми имел много общего в своей деятельности с апостолом Павлом, подобно ему стараясь всем быть вся. Чувствовали и понимали зыряне, кого лишались в лице св. Стефана, как много теряли без него. Их жалобные стоны и плач заглушали слова святителя.
Взглянув в последний раз на кафедральный собор и Архангельский монастырь, где он провел столько лет, троекратно благословив предстоявших, св. Стефан оставил владычный город. Массы народа бежали провожать его, причитая по нем как по умершему; скоро быстрые кони унесли святителя из виду, а народ долго еще стоял и плакал, глядя в ту сторону, куда поехал святитель.
Продолжительный путь, сопряженный в те времена со многими неудобствами, ускорил кончину ослабевшего телесными силами пастыря. Прибыв в Москву к Пасхе (2 апреля), св. Стефан вскоре заболел и после немногих дней болезни почувствовал, что приближается его кончина. Все спешили посетить болящего: иноки и бояре, митрополит и сам великий князь, и всех с радушием принимал блаженный, превозмогая себя и стараясь скрыть свое изнеможение. Пред самою кончиною, призвав всех своих спутников, Стефан долго беседовал с ними, убеждал пребывать твердыми в вере, завещал им отвезти обратно в Усть-Вымь святительские его ризы, книги и домашние одежды как последний памятник и залог любви его к своей пастве.
Потом, приобщившись Святых Тайн, велел одному из пресвитеров покадить фимиамом келью, а другому читать канон на исход души. Как пловец, достигший тихой пристани, как делатель, кончивший трудную работу, святитель спокойно взирал на предстоящих, тихо молясь Богу. А когда молитва была еще на устах, праведная душа его незаметно оставила многотрудное тело. Св. Стефан преставился в праздник Преполовения Пятидесятницы, вечером 26 апреля 1396 года. Великий князь, митрополит с собравшимися на Собор епископами, бояре, духовные лица и великое множество народа собрались на погребение святителя. Все старались отдать последний долг апостолу Перми и целовать честное и многотрудное тело его.
По повелению благочестивого государя тело св. Стефана предано было земле на царском дворе, на территории нынешнего Кремля, «в монастыри Святого Спаса, в церкви каменой (Спасо-Преображенской), входящим в церковь на левой стране». Мощи Стефана лежали в храме открытыми до нашествия поляков в Смутное время, когда их скрыли под землей. При проводившейся в 1856-63 годах по инициативе Императора Николая Первого реставрации Спаса-на-Бору его южный придел был освящен в честь святителя Стефана Пермского, а северный - в честь св.Прокопия. В 1930 году церковь была снесена.
При раке святителя в Спасском соборе долго сохранялся его апостольский посох, впоследствии обложенный костью с вырезанными на ней изображениями подвигов Стефана и с надписью: «Се есть деяние епископа Стефана Пермского». В 1849 году по решению Св. Синода посох первого пермского епископа передан был в Пермский кафедральный собор. Ныне он хранится в Пермском областном музее.
Заботясь о просвещении и благе зырян при своей жизни, св. Стефан не переставал благодетельствовать им и по смерти. Тело его нашло упокоение в Москве, но духом своим он назирал свою паству, являясь иногда даже явственно. Одно из таких посмертных явлений святителя записано было современниками и дошло до нас. Вот оно. На Вишере, населенной закоренелыми идолопоклонниками, усердными почитателями Пама, христианство при жизни Стефана не имело большого распространения, несмотря на все труды святителя. Здесь не было даже церкви, и новокрещенные собирались молиться в одну небольшую часовню. Однажды в том же году, когда скончался святитель, после утренней молитвы в часовне вишерцы увидели лодку, плывущую против течения реки Вишеры. В лодке никого не было, но на противоположном от селения берегу стоял седовласый старец и приказывал народу чествовать драгоценное сокровище, которое Бог посылает им. Когда лодка подплыла в берегу, старца стало не видно. Изумленные вишерцы с трепетом подошли к лодке и увидели в ней икону Богоматери, пред которою еще теплилась свеча.
Недоумение и страх сменились радостью, вишерцы с благоговением перенесли св. икону в свою часовню и вскоре построили церковь в честь Богоматери. От иконы этой совершались многие чудеса, а в старце, приказывавшем принять икону, народная любовь узнала своего святителя Стефана.
Уважаемый современниками как ревностный проповедник веры Христовой среди язычников, святитель Стефан причтен был Церковью к лику святых. В русских летописях XIV века сказано, что Стефану «на велицем Сборе по вся году возглашают вечную память». Это значит, что уже сразу после кончины Стефан был включен в число выдающихся защитников и проповедников православия, чьи имена читались по Синодику в соборе в Неделю Православия (первое воскресенье Великого поста). Канонизирован как святой Стефан был только в XVI веке, «впрочем, и до сего времени, - писал архимандрит Макарий, - его имя ставилось наряду с прославленными уже угодниками Божиими, и честь его как Пермского первосвятителя писались иконы и строились храмы, особенно в местах, им просвещенных верою Христовою». В 1799 году священник Иван Алексеев написал акафист и службу с кратким житием прп. Стефану. Но еще задолго до этого служба святителю была написана сербом Пахомием по повелению владыки Филофея, бывшего епископом Пермским с 1472 по 1501 год.
Известно, что святитель Стефан был не только проповедником веры, но и иконописцем. Выучился он этому еще в «Затворе» в молодые годы. Выполненными его рукой считаются несколько икон. 15 километрами ниже Яренска в церкви села Ирта была большого размера чудотворная икона Нерукотворенного Спаса, написанная Стефаном в древнем византийском стиле. В соборе города Чердынь (Пермская обл.) хранился чудотворный образ Николая Мирликийского руки Стефана. В Вожем-ском храме в 25 километрах от Яренска вниз по Вычегде находились две древние иконы - Святой Троицы и сошествия Святого Духа с надписями на них на зырянском языке, буквами стефановской азбуки. Икону Святой Троицы из Вожемской церкви трижды уносили на противоположный берег в свою приходскую Цылибинскую (прежде она была монастырской) именитые люди Осколковы, но св. икона неведомо как опять являлась в Вожеме. Епископ Арсений перенес икону в Вологодский кафедральный собор. Ныне она хранится в вологодском музее. Она считается вложенной Стефаном в церковь на последнем пути его в Москву.
В Сольвычегодске в Благовещенском соборе хранилась полотняная риза Стефана Пермского - холст, покрытый иконописными изображениями из Священной истории. В Сольвычегодск эта риза попала, скорее всего, в XVI веке. «Другой памятник, приписываемый Стефану Пермскому как его изобретение, - пишет в середине XIX века архимандрит Макарий, — составляют на дереве святцы, на которых условленными значками изображены дни и праздники на все 12 месяцев. Этот замечательный памятник приобретен чистопольским мещанином Мельниковым в Печоре у зырянина и доставлен в Санкт-Петербург...» Судьба ни того, ни другого ныне неизвестна.
Источник http://www.typikon.ru/htm/stefan.htm
